Съемки. Финал. Как это обычно бывает? Ну вот и все… Закончили. Хотя группа еще расползается по домам. Безобидная, вроде, смена, вдруг превратилась в сущий ад. Никогда не было такого с актерами. Никогда не был я так близок к тому, чтобы в результате не снять фильм вообще, и попасть на еще одну смену, а значит, на большие деньги. И никогда у меня на площадке не было такого жесткого и даже жестокого «эксперимента» над актером.
Но все перекроили на ходу, и в итоге сняли. Будто в последний момент ты вписываешься в страшный вираж. Ты борешься до последнего, бьешься головой о стену, но нет, не помогает, и ты летишь в страшный вираж, тогда ты выходишь, один, на воздух, смотришь в черноту неба и говоришь себе — ты вылетел страссы, но чувак, говно случается…
И вдруг ты выруливаешь в колею и летишь по прямой дальше. В такие моменты жизнь фильма решается буквально в миллиметре, когда пуля вдруг пролетает мимо, коснувшись лба, точным решением, пониманием коллеги, огромной работой — с запасом — до съемок, психологией уже покосившейся команды. Декорацию сделали с запасом, оператор рискнул поставить с ног на голову концепцию, девчонки совершили чудо с актером, и ты возвращаешься в этот ебаный промерзлый гараж, и говоришь, поехали, смысле, снимаем, начали! В конце смены раздавал всем на такси, бюджет треснул, но держимся из последних, раздаю полумертвым людям, актеры понимающе отходят в сторону, только довезти, ничего не надо.
В 6 утра высадил гримершу с тяжеленными чемоданами, ничего, говорит, я доеду на метро, блядь, ты же в Туле живешь! Ничего, электричку в Макдаке подожду. Все ужасно счастливы, но скрывают. Прыжок в себя — это важнее всего. Всего на свете. Ехал обратно один, на мокром снегу постоянно срабатывало ABS, добрались, доехали. А там — смонтируем. Мы теперь всю жизнь смонтируем!
А, да, говорю новенькому на площадке, — Мы молодцы, ты понимаешь? Понимаю, говорит. А в глазах застывший ужас.
Арсений Гончуков
